Имели ли мы право вмешиваться в местное правосудие, даже не зная, насколько она правое? Честно говоря, я не находила ответа на этот вопрос.

Кстати, моим ножичком Тору тоже интересовался.

И в руки не брал.

Знал, что кинжал в руки кому попало не даётся?

А мне почему дался?

Впрочем, какая разница, если нет у меня больше моего ножичка…

Родонцы, наскоро позавтракав (без нас, разумеется), тронулись в путь.

Лео так и шёл, босым. Его обувь мне взять не разрешили.

Зато мои сапоги, на удивление, надеть позволили. Этому предшествовал разговор между Лео и магом с рудника. Не знаю, торговались они или говорили на отвлечённые философские темы. Может, мой талант наводить порчу на кандалы произвёл на родонца такое впечатление, что он сам решил сделать мне одолжение в профилактических целях.

Со мною Лео не разговаривал.

Меня очень сильно подмывало спросить, как у него дела. О чём говорят наши гостеприимные хозяева? Не появилась ли у него гениальная идея, как с ними расстаться?

Но я тоже молчала, следуя невольной легенде.

Впрочем, вряд ли нам бы дали так запросто поговорить. Хорошо, что хотя бы не запрещали взаимодействовать. В моём представлении, дорогой дневник, настоящие злодейские злодеи должны были бы растащить нас по разным сторонам и издеваться на глазах друг у друга. Но пока мы оставались вполне целы, здоровы и не измучены сверх вынужденного.

Не знаю, то ли мы, когда убегали ночью, слишком забрали вглубь леса, то ли родонцы выбирались к дороге обходными путями, но по лесу мы шли довольно долго. Сначала, мне казалось, просто куда глаза глядят, но после вышли на тропинку и дальше топали по ней. Я успела и устать, и проголодаться, и пить очень хотелось. Но я, дорогой дневник, вообще человек не слишком выносливый. Поэтому когда тропинка привела нас к лесной речушке, у меня появился большой соблазн напиться.

Достаточно большой, чтобы забыть, что вода некипячёная, а антибиотиков и антипротозойных препаратов в аптечке нет. К сожалению, речка протекала в овраге, путь через который лежал по бревну. Лео его уже преодолел. Ему, как и воинам-родонцам, казалось, дорога не доставляла никаких сложностей. А я задержалась перед мосточком, как буриданов осёл.

Внизу была вода.

Вперёд нужно идти.

Грубый мужской голос над головой что-то мне гаркнул. Я вздрогнула от неожиданности, обернулась и непроизвольно сделала шаг в сторону. Надо мной навис тот самый головорез, который вчера пытался заковать в наручники.

Я в испуге отступила ещё, он, видимо, тоже не слишком задумываясь, стал наступать. Или просто подумал, что шаг вправо, шаг влево — попытка побега. Но это неважно.

Слабый бережок оврага поехал под ним, и родонец слетел вниз по скользкой глине.

Кажется, моя невезучесть передаётся контактным путём!

Вопль, который издал головорез, приземлившись, говорил, что ему сильно не повезло. Очень сильно. Потому что вряд ли такого брутального типа товарищ так орал, просто поцарапав колено.

Он попытался встать. С третьей попытки ему это даже удалось. Но подняться по мягкой, скользкой глине ему оказалось не по силам. Это в принципе было непросто, даже с меньшим весом. Но он явно повредил ногу и теперь не мог на неё наступать.

Маг с рудника, шедший во главе отряда, что-то рыкнул пострадавшему. Тот отрычался в ответ, но почтительно. Командир вернулся, осмотрел место падения, замахнулся на меня.

Я сказала: «Э-э-ы» и пожала плечами. Я вообще не при чём. Вон сколько свидетелей! Он сам пришёл. На это гиблое место.

Хорошо, что я туда за водой не полезла.

Пока родонцы организовывали спасательную операцию, мы получили передышку.

Хотелось бы ещё и воды, но хотя бы так.

Когда с помощью верёвки, магов и матов родонца всё-таки вытащили, все были красные и злые. Но делать привал, как я надеялась, родонцы не собирались. Они собирались продолжить путь, хотя несчастный громила едва мог наступать на ногу.

— Э-ы-ы-ы, — показала я на его ногу и показала на сапог.

Тот посторонился, видимо, ожидая от меня ещё какой-то пакости. Но тут заговорил Лео. Он обратился сначала к пострадавшему, потом к предводителю, указывая на меня.

Вообще-то у них целый вагон магов, что они, своему помочь жадничают? Но идти и смотреть, как человек мучается, лично мне было больно.

Головорез буркнул что-то под нос, но всё-таки сапог попытался стянуть. Как и предполагала, это занятие далось ему с огромным трудом, новой порцией местного непереводимого фольклора и помощью товарищей. Портянка была не первой свежести, честно скажу. Но не это важно. Под тканью обнаружился конкретный отёк, который наливался гематомой. Растяжение — сто процентов, скорее всего — разрыв связок и подвывих. Это если повезло. Хотя явного смещения костей не наблюдалось. Учитывая, как товарищ выбирался со дна оврага, он прямо везунчик.

Родонцы сгрудились вокруг, и хоть одна бы сволочь обезболила товарища!

Впрочем, возможно, у них это считается не по-пацански.

Поэтому я по-быстрому вправила, пока меня никто не прибил. Хотя у пациент мелькнуло такое желание. Однако, видимо, он почувствовал облегчение и передумал.

Я пожертвовала очередной полосой от своего халата для фиксирующей повязки. Потом ещё минут десять, стуча по дереву, эыкала, что мне нужен длинный кусок достаточно эластичной коры. Про сапоги товарищ может забыть на ближайшие дни. А исцелять неудачника никто не торопился. Правда, и подкалывать никто не стал.

В итоге мне вырезали необходимый инвентарь и даже снабдили веревкой для фиксации поверх ещё одной ленты халата, которые теперь больше походил на кофту.

Когда наконец я довела дело до конца, бугай уже даже повеселел.

Тогда я рискнула попросить попить.

Сначала лица родонцев закаменели. Видимо, они решили, что я хочу воду непременно из речки, а спускаться в овраг дураков не было. Но Лео объяснил, что я не столь жестока. И тогда пациент щедро отлил мне воды в ладони.

Какая это была вкусная вода!

Наверное, самая вкусная вода в моей жизни!

Глава 15

Дорогой дневник, по поводу сумы и тюрьмы народ был прав!

Глава 15. Дорогой дневник, по поводу сумы и тюрьмы народ был прав!

Я подставила руки снова.

Бугай щедро отлил из фляжки ещё.

Я пошла к Лео. Всего несколько шагов. И с каждым шагом я боялась, что меня толкнут или окликнут или каким-то другим способом запретят поделиться.

Или он заартачится из гордости.

Но нет. Если гордость и возражала, то здравый смысл оказался сильнее.

Родонцы не производили впечатления плюшевых мишек. Но и на совсем больных на голову отморозков тоже не походили, что внушало некоторый оптимизм на будущее.

Идти от травмоопасного оврага нам оказалось недолго. Но вверх по склону. Постепенно деревья стали редеть, и впереди показалась дорога. Но это была совершенно другая дорога. Она была гораздо шире, чем та, куда мы вышли по мосточку. Тому самому, который самоуничтожился.

Эта дорога была похожа на обычную просёлочную дорогу с набитыми в ненастье колеями. На ней нас ждали: кони, телега и сопровождающие лица в виде охранников всего этого добра. Наличие телеги в составе каравана могло говорить как об оптимизме (на случае нашего захвата), так и пессимизме (на случай неблагоприятного исхода сражения) родонцев. Но в любом случае свидетельствовала об их предусмотрительности.

Воины, включая бедолагу-громилу, ехали верхом.

А мы с Лео — на повозке.

Лично меня такой расклад радовал. Было, где разлечься. И хотя повозка оказалась жёсткой, а колеса без рессор, как по мне, лучше плохо ехать, чем хорошо идти.

Особенно, если предыдущие два дня шёл плохо и без отдыха.

Лео старался держаться, но и на его лице мелькнуло облегчение, когда он забрался в телегу и сел. Я устроилась к нему под бочок и прикорнула.

Как бы.

Не могу сказать, что это вышло совсем специально. Но раз уж нехорошему громиле, который обижал меня минувшей ночью, так карательно не повезло, грех было не воспользоваться ситуацией. В процессе оказания первой медицинской помощи, под видом заботы о ближнем и лечебных надобностей, я оторвала несколько узких кусочков ткани и сунула их себе в сапоги.